«Бессловесность чувств» (Алекситимия) после гравитационного стресса и «смертельный дискомфорт» при стрессе-кинетозе

Автор: Китаев-Смык Л. А.

«Стресс творчества. Стресс вдохновенья» — фрагмент из монографии Л.А. Китаева-Смыка «Психологическая антропология стресса».

Опубликовано в «Психологическом журнале» 2007 г., № 3, с. 115-123 с сокращением под названием «Феномены послестрессовой алекситимии и неопределенного дискомфорта как последствия пребывания в невесомости».

С началом XXI благодаря международному сотрудничеству возобновилась подготовка полетов людей на планету Марс. Ведущими конструкторами космической техники России признано, возможно, с использованием современных технологий «осуществление пилотируемых полетов к Марсу с высадкой экспедиции на его поверхности для выполнения комплекса исследований по оценке природных ресурсов планеты, целесообразности их будущего использования, поиск различных форм жизни и ответов на фундаментальные вопросы о происхождении и эволюции Солнечной системы и Вселенной в целом»

[Лукъянченко В.И., Борисов В.В., Суворов В.В. Концепция развития пилотируемой космонавтики// Пилотируемые полеты в космос. шестая междунар. науч.-практич. конф. Звездный городок. 10-11 ноября 2005 г. С. 7].

В связи с этим становятся актуальными результаты наших психологических исследований, проведенных в 60-х – 70-х годах прошлого века в ходе начатой тогда подготовки полетов людей на Марс.

Одним из неблагоприятных факторов долгого пребывания в космосе станет продолжительная невесомость. Руководители программ медико-психологического обеспечения полета напоминают, что «многие авторы предлагают для профилактики эффектов невесомости в марсианской экспедиции использовать искусственную гравитацию, создаваемую с помощью центрифуги малого радиуса» [Григорьев А.И., Баранов В.М., Потапов А.Н. Проблемы медицинского обеспечения пилотируемой экспедиции на Марс// Пилотируемые полеты в космос. шестая междунар. науч.-практич. конф. Звездный городок. 10-11 ноября 2005 г. С. 9].

Современные достижения психологии и психоневрологии позволяют по-новому понять и оценить результаты наших прежних исследований в центрифуге-квартире – имитаторе межпланетного корабля. в этой статье, в этом подразделе мы вернемся к анализу своеобразного феномена – к утрате людьми способности словесно (вербально) описывать свои эмоции при моделировании воздействия на них некоторых космических стрессоров. Для тех, кто начал чтение с этого подраздела, мы кратко повторяем и х описание подробно изложенное выше (см. ???)

А. Исследования эмоций и поведения людей (а) в невесомости при подготовке первых орбитальных полетах и (б) во время многонедельного непрерывного вращения при подготовке полета на планету Марс

а). С 1961 по 1969 гг., т.е. на протяжении восьми лет мы принимали участие в исследованиях влияния невесомости на человека и животных. Во время полетов по параболической траектории в самолете – летающей лаборатории (ЛЛ ТУ-104 А № 42396) возникала невесомость продолжительностю 28-30 секунд. В каждом полете ее повторяли многократно. Всего, за несколько лет – более 2500 раз. Первые четыре года детально изучалось поведение всех людей, оказавшихся в невесомости: было обследовано 425 человек. В последующие годы мы избирательно фиксировали внимание лишь на ярких проявлениях обнаруженных ранее синдромов стресса. Таким образом, под нашем контролем побывало в невесомости еще 380 человек, «прицельно отбираемых».

Из первых обследованных 425-ти человек 215 не имели летного опыта и были представителями профессий не связанных с авиацией. Все эти люди наблюдались нами во время первого в их жизни состояния невесомости, а также при повторных пребываниях в этих условиях. 210 человек из числа обследованных профессионально участвовали раньше в авиационных полетах, прыгали с парашютом и, таким образом, многократно испытывали повышение и понижение (вплоть до невесомости) силы тяжести. Однако, большинство из них (196 человек) впервые свободно парили по кабине у нас в невесомости.

б). При подготовке в 60-х годах прошлого века полетов людей на планету Марс и обратно возникало сомнение – смогут ли люди выжить несколько лет в невесомости. Чтобы компенсировать ее неблагоприятные воздействия предполагалось создать на межпланетном корабле искусственную силу тяжести. Для этого вращать (в соответствии с проектом Вернера фон Брауна) «корабль-бублик» с диаметром 20-30 метров. В нем центробежная сила частично заменить силу тяжести.

Чтобы изучить длительное влияние непрерывного вращения, т.е. измененного гравиинерционного фона (поля, пространства) на жизнедеятельность и работоспособность людей в Летно-Исследовательском институте (в г. Жуковском Московской области) по нашей инициативе была создана центрифуга-квартира диаметром 20 м. («Наземный динамический имитатор межпланетного корабля», для конспирации названный не «Марс», а «Стенд Орбита») [Конюхов Е.М., Болоцких М.Е., Китаев-Смык Л.А., Воскресенский В.П., Соловьев Н.В., Мурашкевич Г.М., Шестаков В.Г. Устройство для исследования влияния на человека условий длительного вращения и ускорение Кориолиса. Авторское свидетельство об изобретении № 187931 приоритет от 02 июля 1965 года; Китаев-Смык Л.А., Голицин В.А., Мокеев В.Д., Софин В.А., Филиппенков С.Н. Установка «Орбита»: история разработки, технические характеристики и перспективы продолжения моделирования искусственной силы тяжести// Пилотируемые полеты в космос. Шестая междунар. научн.-практ. конф. Звездный городок, 2005, с. 237-238].

С 1967 по 1973 гг. на нем проводились эксперименты с разными скоростями вращения испытуемых-добровольцев; первоначально кратковременные – по нескольку часов; потом – длительные с непрерывным вращением от 3-х суток до 5-и недель. В этих экспериментах приняли участие и были всесторонне обследованы 72 человека (проводились медицинские, психологические, психофизиологические, инженерно-психологические, социально-психологические исследования).

Результаты научных экспериментов при недолгой невесомости и длительном вращении многократно обсуждались на конференциях и публиковались в научной печати.

Б. Поведенческие реакции людей при кратковременном стрессе (в невесомости)

При анализе поведенческих реакций, возникавших в режимах невесомости, обнаружены два полярных типа реагирования: у одних людей, составивших первую группу, резко активизировались защитные движения на фоне ярких эмоций — страха, сменявшегося бурной радостью (их называли «активными пугливыми весельчаками»). У других (вторая группа) было ослабление двигательной активности. У них либо сразу в невесомости, либо при последующих ее режимах возникали тошнота, рвота, потливость, мышечная слабость, психическая депрессия (их называли «пассивными тошнотиками»). Кроме того, у ряда людей интенсивность движений в невесомости практически не изменялась (третья группа); наконец, у отдельных испытуемых на протяжении первого же режима невесомости вслед за кратковременным увеличением интенсивность движений, поведенческая активность резко уменьшалась: при повторных режимах невесомости были тошнота, рвота и пр. (четвертая группа) (рис. 10). Все это было нами подробно и многократно описано [Китаев-Смык Л.А. Некоторые сенсорные нарушения у людей в невесомости// Авиационная и космическая медицина. М.: Медицина. 1963, с. 246-247; Китаев-Смык Л.А. Человек в невесомости: Психологические опыты// Наука и жизнь, 1964, № 9 , с. 16-21; Китаев-Смык Л.А. Реакции людей в невесомости// Проблемы космической биологии. Т.3. М.: Изд. АН СССР, 1964, с. 159-166; Китаев-Смык Л.А. Реакции людей при кратковременной невесомости // Медико биологические проблемы невесомости. М.: Медицина, 1968, с. 113-118; Китаев-Смык Л.А. Реакции животных и людей в условиях кратковременной невесомости // Невесомость. М.: Медицина, 1974, с. 41-66; Китаев-Смык Л.А. К вопросу об адаптации к невесомости// Психологические проблемы космических полетов. М.: Наука, 1979, с.135-152; Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. М.: Наука, 1983, с. 77-89 и др.]

В. Алекситимия после «ударов» невесомостью

Характерным для людей, составивших вторую группу (только для «пассивных тошнотиков»), было то, что они все в перерывах между режимами невесомости и сразу после полетов с трудом находили слова для описания пережитого в невесомости и ограничивались, даже при общей многословности, лишь замечаниями: «как-то неприятно», «ощущение какой-то неловкости». Так нами была обнаружена стрессовая «алекситимия невесомости», т.е. неспособность говорить о своих эмоциях, пережитых, когда не ощущалось притяжение Земли. Возникновение алекситимии (греч. a – отсутствие + lexis – слово, выражение + thymos – душа, чувство, настроение) у большой группы людей, отличающихся стрессовой эмоционально-поведенческой пассивностью и при этом активизацией вегетативной защиты (тошнота, рвота, потливость и т.п.), раскрывает не только тонкие психологические изменения при гравитационном стрессе (при чередовании в полетах невесомости и перегрузки), но и свидетельствует о том, что некоторые особенности стрессовой пассивности сходны с психопатологическими синдромами, сопровождающимися алекситимией. Впервые этот термин применил Peter E. Sifneos [Sifneos P.E., Psychother. Psychosom., V 21 1972-1973, pp.133-136].

Мы смогли получить с трудом рассказанные развернутые отчеты об эмоциональных переживаниях всего лишь у двух испытуемых из 127-ми человек, вошедших во вторую группу. Все они отличались алекситимией в полетах при создании невесомости.

1. Из отчета опытного планериста, авиационного инженера М.: «В первые секунды невесомости почувствовал, что самолет перевернулся и летит в перевернутом положении, а я завис в самолете вниз головой. Посмотрел в иллюминатор, увидел горизонт Земли, убедился в ложности своего ощущения. Через 5—10 секунд иллюзия исчезла. При наличии иллюзии и после ее исчезновения весь период невесомости испытывал неприятное, трудно характеризуемое ощущение неестественности и беспомощности. Мне казалось, что изменилась не только обстановка в самолете, но и что-то во мне самом. Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, пробовал в невесомости писать, дотягивался руками до различных предметов. Все это выполнял без особых затруднений. Тем не менее, это чувство раздражающей беспомощности не проходило». Возможно, большой опыт управления планерами во время спортивно-летных соревнований и, главное, то, что М. был выдающимся ученым и администратором – все это прорвало лексические тормоза алекситимии и М., хотя и через силу, рассказал о своих эмоциях в невесомости и даже проанализировал их.
2. Из отчета авиационного инженера Ф.: «В невесомости почувствовал, что поднимаюсь вверх. И какое-то странное ощущение. Никогда ничего подобного не испытывал. Отчетливо помню это ощущение и думаю, с чем его сравнить, и не могу это сделать. Пожалуй, неприятное, какое-то «темное» ощущение, будто плыву в черной воде. Она черная и прозрачная. И вижу все в ней: кабину нашего самолета, людей будто они — не они, а какие-то призрачные. И очень плохо на душе и во всем теле. Так не приятно, как и быть не может. Была ли тошнота? Что-то тошнотное чувствовал, но вырвать не мог. И только в шестом режиме невесомости то ли срыгнул, то ли вырвало меня. Потом наступило… нет, не облегчение, а темное чувство стало бледнеть.» Инженер Ф. исключительно художественная личность: писал стихи. Может быть его способность воплощать свои душевные переживания в поэтические опусы открыла ему возможность хоть и с усилием «вырваться» из безмолвия стрессовой алекситимии после невесомости.

Для интерпретации психологических и нейрональных механизмов постстрессовой алекситимии и других стрессово-измененных состояний сознания надо привлекать патоневрологические и психиатрические подходы, возможно и психоанализ.

За десятилетия, прошедшие после того как П.Е. Сифнеос пристально взглянул на алекситемию, она стала объектом многочисленных исследований.

Исходя из того, что осознаваемые переживания можно рассматривать, как результат переработки массива сигналов из частей тела, Д.В. Винникотт [Wionnicitt D.W. Mird and relation to the psyche-soma. Collected Papers: Through Paediatries nto Psycho-Analisis. N.-Y., Basic Books, 1958.] пришел к выводу о том, что алекситимия может быть из-за расщепления (диссоциации) между телом и психикой. Причиной бывает массивное психическое травмирование. Оно прерывает сомато-ментальные связи от тела к сознанию. Но это не только механизм болезни, но и защита от перегрузки сигналами о неблагополучии тела. Винникотт представил эту «защиту» как блокаду нашего привычного квази-параноидного представления о локализации сознания в голове (а не в сердце, не в животе, как у некоторых древних цивилизаций).

Очень интересен тезис МакДугл о «яростном отречении» сознания от телесных бед [Mc Dougall J.Theatres of the Mind; Illusion and Truth on the Pcychoanalytic Stage. N.-Y., Basic Books, 1985.]. При этом все, что лишалось представительства в сознании, постепенно проявляется телесно психосоматическими болезнями. И в наших экспериментах именно у людей с алекситимией (с трудностями осознания телесных ощущений и дискомфортных эмоций при невесомости) — это «неосознание» завершалось тошнотой и рвотой (телесным защитным актом, извержением «врага» из своего тела).

С такой интерпретацией сопряженности алекситимии и рвоты должны согласиться многие психологи и психоаналитики, признающие вторичность соматических защит. И все же в такой сопряженности проявлены более сложные защитные «синергетические взаимодействия между сомато-психическими и психосоматическими векторами» [Т. Волман, Т.Л. Томпсон. Психоаналитический подход к психосоматической границе// Журнал практической психологии и психоанализа – электронное издание 3, 2003, стр. 13].

Два фактора травмируют психику в начале невесомости (в кабине летящего по параболе самолета). Первый – ужас реального падения и возможной смерти от удара о землю. Второй – безумная несопоставимость, невозможность двух альтернативных и одновременных реальностей: тело (его специфические и неспецифические гравирецепторы) ощущает падение, зрение видит, что его нет – интерьер кабины и все в ней стабильно, это же подтверждает и акустический фон. Ужас может стать причиной маниакально-депрессивных недугов, кажущаяся (а тем более реальная) раздвоенность мироздания потенцирует шизоидность (греч. schizo- дроблю, расщепляю, разделяю). Сознание пассивно защищается от них «незнанием-непризнанием», его маркером становится алекситимия.

Современная лечебная индустрия (психиатрия, психоанализ, патопсихология) видит (диагносцирует) алекситимию у больных людей при конкретных заболеваниях. Однако, в наших экспериментах временная алекситимия при стрессе была у многих здоровых, нормальных испытуемых (они все раз в год проходили летно-медицинскую комиссию). Интересным оказалось то, что алекситимия была только у тех, кто оказался в числе стрессово-пассивных, «пассивных тошнотиков». Почему? Этот вопрос задал Петер Е. Сифниос, обсуждая с нами в 1989 г. (эпистолярно) первую (не секретную) публикацию результатов наших исследований алекситимии, возникавшей при стрессе после «ударов» кратковременной невесомостью [Китаев-Смык Л.А. Психология стресса М.: Наука, 1983, с. 82].

Послестрессовую алекситимию, то есть невыразимость словами переживаний дистрессового дискомфорта, можно рассматривать как защиту от вербализации, от полного осознания и запоминания страха, возникающего из-за своей опасной беспомощной стрессовой пассивности во время опасной ситуации («падения в бездну» во время невесомости), требующей активных защитных действий. Такая алекситимия – фрагмент «ускользания» от «ужаса смерти» при пассивной беспомощности перед лицом врага, перед лицом смертельной опасности. Но алекситимия могла возникать еще из-за «ускользания», «уклонения» сознания от осмысления невозможного, невероятного (но вместе с тем реального) раздвоения информации, поступающей на гравирецепторы о падении, а к зрению и слуху о том, что ни какого падения нет – стены, потолок и пол салона самолета, все на своих местах. Невозможность осмысления, понимания застопоривали речевое описание эмоций, а может быть и чувственность эмоций. Обсуждая с нами результаты исследований «алекситимии невесомости» профессор В.С. Ротенберг высказался о том, что «эта невозможность осмысления, этот конфликт на уровне чувственного восприятия представляет собой непреодолимую проблему и сам по себе вызывает чувство беспомощности. Интересно, является ли алекситемия защитной реакцией на чувство беспомощности или чувство беспомощности как в модели Дж. Куля, блокирует возможности правополушарного мышления, хотя как раз это мышление могло бы обеспечить адаптацию» [Ротенберг В.С. Личное сообщение. 2006].

Что же становилось основной причиной алекситимии: ужас проваливания или небывалое раздвоение представления о пространстве? К ответу на такой вопрос подводят результаты наших наблюдений за парашютистами-катапульщиками во время доводочных испытаний «трехкаскадной» катапультно-парашютной системы аварийного покидания боевых реактивных самолетов и аналогичной системы для космических спутников «Восток – 3А», на которых после завершений испытаний одиночно летали первые космонавты (в СМИ это – космический корабль «Восток»).

В начале 60-х годов прошлого века автор этих строк участвовал в проведении десятков таких испытаний как врач, физиолог, психолог, при необходимости и судебно-медицинский эксперт. На боевом вертолете мы в воздухе сопровождали спускающегося на парашюте (после катапультирования) испытателя. Потом обследовали его на месте приземления, осуществляли психологическую «поддержку», транспортировали на вертолете «домой», в Летно-Исследовательский институт.

Во время катапультирования на испытателей действовала ударная перегрузка. затем, во время свободного падения они оказывались почти в невесомости, заканчивающейся ударной перегрузкой от раскрытия парашюта. Опасностей и, соответственно, поводов для страха у парашютистов-испытателей было больше, чем достаточно. А вот причин для раздвоения восприятия пространства не было, так как они телесно (гравирецепторами) ощущали перегрузку, потом невесомость и соответственно видели нестабильность пространства. Таким образом, гравиинерционные стрессоры при катапультировании и после него были отчасти сходными с возникавшими в авиационных полетах по параболе, но внутрикабинной стабильности визуального и акустического пространств не было.

Ни в одном случае у испытателей после катапультирования и парашютирования не отмечались признаки алекситимии. У некоторых, напротив, сразу после благополучного приземления была логорея (неудержимая разговорчивость).

Эти факты могут свидетельствовать в пользу того, что основной, а может быть и единственной причиной алекситимии после невесомости в кабине летящего лайнера становилось раздвоение представления о пространстве.

По мнению В.С. Ротенберга возможность сопоставления алекситимии после невесомости и перегрузок в закрытой кабине самолета и отсутствие алекситимии при парашютировании после катапультирования представляет особый интерес.

В.С. Ротенберг указывает на то, что «понятие “алекситимия“ приобрело слишком широкое значение и включает разные феномены. Относится ли к нему яростное отречение от телесных бед? Это уже не механизм патогенеза психосоматических расстройств, не базисное состояние, формирующееся, возможно, с детства вследствие дефицита эмоциональных контактов – а защита от невыносимых ощущений, вызванных уже существующими расстройствами… Я не считаю, – пишет он, – алекситимию синонимом вытеснения переживаний, а считаю исходной неспособностью к ним (а не только к их выражению), обусловленной функциональной дефектностью правого полушария… Очень похоже, что “алекситимия невесомости” временная – не истинная, не исходная патология, а вторичная, защитная. Или тоже вторичная реакция, но не защитная, а обусловленная временной блокадой адаптивных механизмов состоянием беспомощности.» [Ротенберг В.С. Личное сообщение, 2006]

Отмечено, что первичная алекситимия возможна как преморбидная (предболезненная) особенность личности в преддверии психосоматических расстройств. Вторичная алекситимия иногда бывает у больных с психопатологической симптоматикой [И.С. Коростелева и В.С. Ротенберг Проблема алекситимии в контексте поведенческих концепций психосоматических расстройств//Интернет журнал «Ломоносов» 04.11.2000].

В настоящее время понятие «первичная» и «вторичная» алекситимия растеклись столь широко, что некоторые исследователи, используя их, противоречат друг-другу. Но мы, по совету В.С, Ротенберга, ограничимся ниже лишь обсуждением феноменов вторичной алекситимии. Более того, лишь той, которая возникает на короткое время после «удара» невесомостью, создающего травмирующий психику конфликт между системами восприятия пространства. Это особого рода, недолгий «когнитивный стресс».

Г. Алекситимия и баланс полушарий головного мозга

И.С. Коростелева и В.С. Ротенберг видели возможность алекситимии и «обученной беспомощности» преимущественно у людей с нарушением функционирования правого полушария головного мозга, что обуславливает их интернальный локус контроля [Коростелева И.С., Ротенберг В.С. Проблема алекситимии в контексте поведенческих концепций психосоматических расстройств//Интернет журнал «Ломоносов» 04.11.2000.]. Это подтверждается экспериментальными данными Тейлора (1985). Выше указано, что и в наших экспериментах в невесомости испытуемый М. страдал от алекситимии и еще больше от «раздражающей беспомощности». Возможно она была недолгим аналогом «выученной беспомощности»?

Здесь надо обратиться к пониманию предназначений правого и левого полушарий головного мозга людей. Наиболее адекватной признана концепция В.С. Ротенберга, опубликованная еще в 1979 г. [Rotenberg V.S. Word and image: The problem of context. Dynamic Psychiatry, 1979, 59: 494-498.] «Согласно этой концепции, правое полушарие “схватывает” предметы и явления как целое, как это постулировалось и в концепции Gordon и Zaidel, но в отличии от этих авторов подчеркивается, что целостность эта создается за счет одномоментной интеграции как внутренних связей между элементами этих предметов и явлений, так и внешних связей этих предметов и явлений с другими. Преимущество целостного, правополушарного “схватывания” именно в этом и состоит – в интеграции сложных и нередко противоречивых связей. Если объект восприятия представляет собой совокупность простых однородных элементов со столь же простыми отношениями между ними (как например в тех наборах букв или простых геометрических фигур, которые Polich предъявлял своим испытуемым в разные поля зрения), у правого полушария нет никакого преимущества по сравнению с левым в схватывании такого рода “целостности”. Говоря метафорически, целостность, в которой уникально компетентно правое полушарие – это целостность калейдоскопа, а не целостность цепи, состоящей из одинаковых звеньев.

Левое полушарие занято противоположной деятельностью – оно производит разъятие целого на его составные элементы. Из всего обилия реальных и потенциальных связей между предметами и явлениями, левое полушарие выбирает отдельные, немногие, в пределе – одну единственную, но наиболее сильную, что обеспечивает возможность анализа, но за счет синтеза. Оно дифференцирует, а не объединяет.» [Ротенберг В.С. Межполушарная асимметрия мозга, ее функция и онтогенез. 2006 в печати].

В.С. Ротенберг пишет: «алекситимия типична не только для психосоматеческих расстройств (Alkin, Alexandr, 1988), но и для депрессии (Parker at all., 1991), характеризует нервную булимию (Jimerson at all., 1994), невротических и психотических нарушений (Rubino, 1993). Это, как бы, общий (с нашей точки зрения патогенетический) компонент очень многих форм патологии. отражающих функциональную дефектность правополушарного мышления» [Там же].

Обратим внимание на то, что после участия в авиационных полетах с режимами невесомости возникало депрессивное состояние (разной выраженности и продолжительности, но не дольше, чем до следующего дня), но только у «пассивных тошнотиков». А булимия (греч. bus – бык + limos – голод = неудержимое обжорство) вдруг возникала лишь у «активных пугливых весельчаков». Даже после нескольких сотен пребываний в недолгой невесомости, когда у них благодаря адаптации уже не возникало в полетах, ни краткого страха, ни экстатической радости, эти люди старались плотно пообедать перед полетом (обед из 4-х блюд), и все-таки сразу после него, т.е. спустя 3,5 часа вновь «обедали» (еще раз обед из 4-х блюд).

Профессор А.В. Лебединский комментировал это как результат гипоталамических влияний [Лебединский А.В. Личное сообщение, 1963]. Однако, интересна интерпретация булимии после «ударов» невесомостью с точки зрения Джимерсона Д.Ц., Сифнеоса П.Е. и др. [Jimerson D.C., Wolfe B.E., Franko D.L., Covino N.A., Sifneos P.E. Alexithymia ratings in bulimia nervosa: Clinical correlates. Psychosomatic Medicine, 1994, 56: 90-93] как результат межполушарной асимметрии, активированной гравиинерционным стрессором. Спустя много лет участники тех полетов вспоминали собственную эйфорию и усмешки окружающих, когда они вторично поедали обильную пищу в летной столовой. Нередко, после полета повторно обедали и члены экипажа самолета, в котором создавалась невесомость. Однако, такая булимия была лишь когда в каждом полете делалось 10-12 режимов невесомости, когда же по техническим причинам число режимов уменьшили до 3-6- в полете, булимии после «ударов» невесомостью не стало.

По мнению Е. Гольдберга и Л.Д. Коста правому полушарию принадлежит ведущая роль в оперировании принципиально новой и неожиданной информацией [Goldberg E., Costa L.D. Hemisphere differences in the acquisition and use of descriptive systems. Brain and Laguage, 1981, 14: 144-173.]. На основании этой гипотезы можно предположить, что неожиданность и беспрецедентность «удара» невесомостью, адресованная правому полушарию, у определенного ряда людей (у «пассивных тошнотиков») перенапрягла его функциональные возможности, что и вызвало алекситимию как результат правополушарного ослабления. Но почему это произошло не у всех, впервые оказавшихся в невесомости?

Возможно алекситимия при стрессе в невесомости проявлялась лишь у тех наших испытуемых,у кого была латентная дефектность, вернее, слабость правого полушария? Если это так, то почему их представление о пространстве после исчезновения опоры под ногами все же базировалось не на интернальных (внутрителесных гравирецепторных) сигналах и реальности падения, а на экстернальных сигналах о (тоже реальной) оптической и акустической стабильности внутрикабинного пространства «падающего» самолета? Может быть феномены, актуализировавшиеся после «ударов» невесомостью у «пассивных тошнотоков» обусловлены не слабостью, а высокой чувствительностью правополушарных систем и функций? Мы не ставили перед собой эти вопросы, проводя в прошлом веке эксперименты, в которых обнаружили «алекситимию невесомости», и не смогли бы тогда на них ответить.

Д. Поведенческие реакции, алекситимия и «смертельный дискомфорт» у людей при изнурительном дистрессе-кинетозе

Итак, в наших экспериментах с кратким гравиинерционным стрессором (исчезновением силы тяжести) алекситимия не надолго возникала после невесомости только у «пассивных тошнотиков», но ее не было у стрессово-активных людей во время и после короткого стресса в невесомости. Что же – они совсем не нуждаются в ней как процедуре «уклонения» от стрессового дискомфорта? Нет. Алекситимия возникала и у них, но только при длительном изнуряющем гравиинерционном стрессе, когда их первичная активность сменялась вторичной пассивностью (подробнее об этом ниже). Это было обнаружено, когда некоторые испытуемые – участники экспериментов в невесомости, были привлечены нами к исследованиям многосуточного, многонедельного стресса в непрерывно вращающейся квартире-центрифуге (в «Стенде Орбита»).

В начале этих экспериментов одни испытуемые становились стрессово-активными, у других диагносцировалась первичная стрессовая пассивность. Стрессовый кризис первого ранга («аларм-реация»), так изменявший поведение людей, длился не долее полутора часов. Потом у всех испытуемых нарастала пассивность. Ее причина — неприятное болезненное состояние – «неопределенный (неопределяемый словами) дискомфорт». Это была вторичная стрессовая пассивность, сопровождавшаяся затруднениями словесного и письменного описания своих эмоций и переживаний. Испытуемые, как бы долго обдумывали, потом кратко сообщали, что им «плохо на душе и в теле», «муторно, не знаю как описать», «неприятно в затылке, в животе, не помню как началось, терпеть надо» (из отчетов испытуемых). Ретроспективно можно с уверенностью полагать, что это были проявления алекситимии. (Во время проведения нами этих экспериментов в 60-х годах XX века термина «алекситимия» еще не существовало.) [Китаев-Смык Л.А., Галле Р.Р., Клочков А.М., Гаврилова Л.Н., Устюшин Б.В., Хилемский Э.И., Бирюков В.А., Мухин В.Х., Фролова Л.И. Клинико-физиологические исследования при длительном (до трех суток) действии на организм человека ускорения малых величин// Труды 3 конф. по авиац. и косм. медицине. М., 1969. Т.1, с. 286-288; Китаев-Смык Л.А., Галле Р.Р., Гаврилова Л.Н., Елкина Л.Г., Устюшин Б.В. Динамика симптомокомплекса «укачивания» в процессе адаптации к длительному (многонедельному) вращению// Космическая биология и авиакосмическая медицина: Материалы всесоюз. конф. Москва-Калуга 1972. Т.2, с. 197-199; Галле Р.Р., Емельянов М.Д., Китаев-Смык Л.А., Клочков А.М. Некоторые закономерности адаптации к длительному вращению// Космич. биол. и авиакосмич медицина №5, Т.8., 1974, с. 53-60; Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. М.: Наука, 1983 и др.]

Более тягостным неопределенный дискомфорт был у тех, кто поначалу, при «аларм-реакции», оказывался стрессово-активным, радостно-возбужденным. Их алекситимия была более заметной. Последующая защитная активизации вегетатики у них проявлялась в форме сердечно-сосудистых кризов, повышения артериального давления, т.е. как накопление нереализуемой готовности к агрессии, либо бегству. Напомним, что некоторые из этих испытуемых, участвуя в авиационных полетах с режимами кратковременной невесомости отличались активизацией эмоционально-поведенческих реакций и полным отсутствием алекситимии. Они были «активными пугливыми весельчаками». По мнению В.С. Ротенберга: «не исключено, что здесь срабатывает эффект контраста – беспомощность может острее переживаться теми, у кого совсем нет опыта этого состояния.» [Ротенберг В.С. Личное сообщение. 2006]

У испытуемых, которые были при «аларм-реакции» первично стрессово-пассивными, защитная активизация вегетатики проявлялась в виде тошноты, всегда заканчивавшейся рвотой, т.е. «извержением врага из своей утробы». Благодаря такой «победе» мучительный дискомфорт и алекситимия у этих «пассивных тошнотиков» ненадолго уменьшались.

Существует обширная научная литература, описывающая «болезнь укачивания-укручивания» с ее вегетативными проявлениями (тошнота, рвота, потливость, артериальная гипотензия и гипертензия и пр.) и психологическими реакциями (чувство общей слабости, головная боль, психическая депрессия и пр.). Эту «болезнь» («болезневидное состояние»), т.е. эту форму дистресса называют «кинетоз» («болезнь» из-за несвойственных человеку движений, перемещений).

В многонедельных экспериментах в квартире-центрифуге нами были обнаружены и градуированы пять степеней нарастания у испытуемых при дистрессе-кинетозе «неопределенного дискомфорта». Если на первой ступени испытуемым (по их отчетам) было всего лишь «как-то муторно на душе», «неприятная вялость в теле», «говорить-то об этом нечего», то при третьей степени они уже, с нежеланием подбирая слова, сообщали об «очень неприятной тошноте в голове» (обычной тошноты и рвоты у первоначально стрессово-активных не было), «голова забита мятой бумагой и тело, особенно шея, больные, деревянные», «слова, как булыжники, укладываю» и т.п. Первично стрессово-пассивные («пассивные тошнотики») с трудом говорили: «вырвал все тело изнутри», «после рвоты мучение внутри осталось».

При пятой степени неопределенного дискомфорта, предельной по нашим тогдашним представлением, нетерпимо-болезненные осознание и ощущение действительности (текущего момента) сужалось на желании: «Все прекратить». Испытуемые приближались к необсуждаемой ими, но непременной потребности в суициде. Следовательно, это было уже запредельным стрессовым кризисом, уничтожающим субъекта стресса.)

На пятой степени дискомфорта только мысленные поиски слов испытуемыми, если их к этому понуждали, тем более произнесение слов, описывающих их самочувствие, были «телесно-болезненными», отдавались усилением «нестерпимой неприятности во всем теле и на душе».

Инициаторы этих исследований: Л.А. Китаев-Смык, Р.Р. Галле (первично стрессово-активные) и В.А. Корсаков («пассивный тошнотик») позволяли только самим себе под контролем коллег доходить до пятой, суицидоопасной ступени «неопределенного дискомфорта».

Телесный и душевный дискомфорт, который ощущали испытуемые при дистрессе-кинетозе во время длительного вращения, сопровождался признаками алекситимиии. Испытуемым с каждыми сутками было все труднее рассказывать о содержании и эмоциональной окраске своих переживаний. Письменные отчеты испытуемых и их дневниковые записи также становились очень лаконичными, безэмоциональными, теряли образность, имевшуюся до развития дистресса-кинетоза. Спустя полтора месяца после окончания эксперимента с многонедельным вращением испытуемый К. смог достаточно подробно описать то, что чувствовал: «… не то чтобы не было слов для описания переживаний, но была какая-то скудная картина ощущений, хотя они были мощные и крайне неприятные. Все эти противные чувства были безликими и, главное, несравнимыми ни с чем. Вдумываться в них, пытаться прочувствовать, чтобы описать (этого требовали врачи-психологи) было невозможно и нехотелось, потому что еще невыносимее становилось на душе, и во всем теле усиливалась телесная тоска. И как-то не думалось о том, чтобы кончилось это безобразие, потому что все во мне сосредоточилось на текущем времени, на том, что еще будет в эту минуту, в этот день.» (из отчета испытуемого К.). Участвуя в экспериментах с кратковременной невесомостью испытуемый К. отличался активными эмоционально-поведенческими реакциями. Но длительный стресс-кинетоз (при долгом вращении) ввел К. в состояние пассивной угнетенности.

Ни в одном из экспериментов с длительным вращением испытуемых, изолированных в квартире-центирифуге, ни один из них не отказался от дальнейшего участия в эксперименте, не проявил явного протеста против вовлечение в трудоемкие и неприятные исследования. Они продолжались до восьми часов в сутки. Конечно, важным фактором принуждения к участию в них было финансовое вознаграждение. Однако, замечено, что дистресс из-за длительной многонедельной, напряженной монотонии «укачивания-укручивания», психотравмировавшего испытуемых, создавал у них психологический комплекс рабской покорности. При этом «тающие силы были направлены на то, чтобы пережить текущую минуту, перетерпеть очередное испытание, этот день, следуя его уже привычному, хотя и тягостному распорядку, чтобы пережить текущий момент без новизны, без пиковых усилий, без протеста и неповиновения» (из отчета, написанного испытуемым Г. спустя полтора месяца после участия во многонедельном эксперименте с непрерывным вращением).

Возможны разновидности алекситимии, но та, что возникала при длительном мучительном дистрессе-кинетозе проявлялась в неспособности людей выражать свои чувства, однако, чувства эти были, хотя и неопределимыми, но очень сильными.

Е. Межпополушарная асимметрия головного мозга и альтернативные стрессовые расстройства

Дискомфортные ощущения и переживания наших испытуемых при длительном дистрессе-кинетозе (их психическая депрессия, признаки алекситимии) сопоставимы с симптоматикой, когда при тяжелой стрессовой ситуации временно нарушается пользование ресурсами правополушарных возможностей [Kuhl J., Beckmann J. Volition and Personality: Action versus state orientation. Seattle: Hogrefe and Huber Publishers, 1994.]. Это блокирует любые формы конструктивного поведения и психической активности [Ротенберг В.С., Аршавский В.В. Поисковая активность и адаптация. Москва, Наука, 1984; Ротенберг В. Сновидения, гипноз и деятельность мозга. РОН, Москва, 2001].

Данное сопоставление наводит на мысль, что эмоционально-поведенческие реакции (и расстройства) при действии гравиинерционных (пространственных) стрессорах в наших экспериментах можно оценивать (диагносцировать) как проявление ослабленности (либо субдиминантности, или же сверхчувствительности к гравиинерционному стрессу) правого полушария головного мозга.

Вторичная алекситимия, обнаруженная нами при повторах недолгого гравиинерционного стрессора (в режимах невесомости) оказалась «мостиком» к пониманию причин двух основных видов стрессового эмоционально-поведенческого реагирования: активного и пассивного. Концепция асимметрии полушарий головного мозга [Rotenberg V.S. Word and image: The problem of context. Dynamic Psychiatry, 1979, 59: 494-498 и др.] позволяет видеть в алекситимии проявление слабости (либо более высокой чувствительности, в конечном итоге обусловливающей и повышенную уязвимость при избыточной нагрузке) правого полушария. А так как после недолгих пребываний в невесомости алекситимия временно возникали лишь у определенного ряда людей («пассивных тошнотиков»), то допустимо предполагать, что она была обусловлена слабостью (или субдоминантногстью? или повышенной чувствительностью? или гиперреактивностью?) правого полушария этих людей. Это подтверждается и тем, что только у них наряду с алекситимией были недолгая психическая субдепрессивность (как отдаленный аналог «выученной беспомощности») и вегетативные расстройства (в которых можно видеть аналоги психосоматических нарушений) возможных при правополушарных дисфункциях.

Таким образом, концепция межполушарной асимметрии должна учитываться при понимании двух кардинальных типов стрессовой защиты от реального или гипотетического врага: «экстернальной защиты» от внешних угроз (защитная активизация эмоций и поведения) и «интернальной защиты» (вегетативной, психосоматической) от внутренних (внутри организма) вредящих агентов.

Правомерно предположение, что функциональная недостаточность правого полушария способствовала появлению у ряда людей стрессовой пассивности поведения в невесомости (при пространственном стрессоре) из-за того, что стрессогенная пространственная среда (с ее континуальностью, т.е. целостностью и непрерывностью) «осваивается» преимущественно «правополушарным сознанием». Исходя из этого можно думать, что возникновение при невесомости в закрытой кабине двух взаимоисключающих (альтернативных) потоков информации о физическом пространстве вводил в состояние стрессовой пассивности (с субдепрессией и алекситимией) лишь тех людей, у кого была, (либо временно возникала) функциональная недостаточность правого полушария головного мозга.

И все же требует дополнительных экспериментальных подтверждений предположение, что стрессовые вегетативные расстройства, т.е. активизация вегетативной (психосоматической) «защиты» также сопряжены с индивидуальными особенностями межполушарной асимметрии.

Может быть дифференциация людей на стрессово-пассивных и стрессово-активных при иных стрессорах (не пространственных) не связана с межполушарной асимметрии. Иными словами, люди пассивные из-за одних стрессоров могут оказаться активными при других стрессогенных воздействиях.

В заключение можно вспомнить, что врачи-психиатры, вместе с нами лично учувствовавшие в первых авиационных полетах с режимами невесомости, неоднократно отмечали, что у некоторых испытуемых с наиболее выраженными реакциями во время невесомости и сразу после нее трансформировалось психическое состояние: изменялись не только эмоции, поведение, но и содержание высказываний, логика суждений(тогда к полетам привлекалось много людей, не тренированных, без летной подготовки, не прошедших специального строгого медицинского отбора). У ярко выраженных «пассивных тошнотиков» эти изменения напоминали шизофрено-подобную симптоматику, а у «активных пугливых весельчаков» (с их послеполетной булимией) гебофреноподобную симптоматику. Недавние исследования шизофрении с учетом концепции межполушарной асимметрии [Cutting J. The role right hemisphere dysfunction in psychiatric disorders // British Journal of Psychiatry, 1992, 160: 583-588; Rotenberg V.S. An integrative psycho physiological approach to brain hemisphere functions in schizophrenia// Neuroscience and Biobehavioral Reviews, 1994. 18; 487-495 и др.] позволяют предположить возможность возникновения временных психических дисфункций под влиянием когнитивных пространственных стрессоров.

Напомним, что алекситимия нередко на время возникает при «стрессе жизни». Яркие художественные описания ее, например, у Марины Цветаевой в стихах «Две песни», «Рельсы» [М. Цветаева, Сечинения. – М.: Худ.лит. Т.1, 1980, стр. 143, 252].

Статья в немного сокращенном виде опубликована в журнале «Психологическом журнале», 2007 Том 28 № 3, с. 115-123 под названием «Феномены послестрессовой алекситимии и неопределенного дискомфорта как последействия пребывания в невесомости.